Теперь вторая сумка. Сверху – детская швейная машинка. Сергей Николаевич улыбнулся, это подарок младшему сыну на день рождения в пятом классе от его одноклассницы. Подарок долго стоял в комнате на видном месте, потом тихо переехал в гараж. Модель двигателя крейсера «Варяг». Когда-то второй сын почти год сопел над этой моделью. Четыре фотоаппарата «Смена», рядом в пакетах для фотобумаги пачки старых, давно забытых фотографий. Полиэтиленовый пакет с бигуди и бюстгальтером жены. Несколько складных перочинных ножиков, несколько алюминиевых цилиндриков с негативной фотопленкой. Сверла, лерки, плашки, штангенциркуль, десяток гаечных ключей, маникюрный набор, отвертки, три резца для токарного станка. Снова коробочка, в ней набор теней для макияжа. Коробочка – три пары позолоченных запонок, изящные – с горным хрусталем, попроще – с агатом и массивные – с фальшивым зеленым камнем. Когда-то было модно под китель носить рубашки с запонками. На стол. Опасная бритва – нет, две! Ого, это важно!
Когда-то по молодости ему захотелось бриться опасной бритвой, как брился его отец. В один из приездов в отпуск он привез отцу в подарок бритву «Харьков-3». (Впоследствии выпуск прекратили – бритва оказалось копией Philips.) Взамен выпросил у отца его опасную бритву. Брился примерно год, потом забросил. Вторую бритву он взял у тещи после смерти тестя, взял просто так, как память. В нынешней ситуации опасная бритва ой как нужна! Как сейчас бреются, он не знал, может, опасные бритвы уже есть. Положил бритвы рядом с кофеваркой и походным набором иголок с нитками. Остальное – в сундук, сверху положил сумки и закрыл.
Надо побриться, подошел к зеркалу и оторопел. Нет, в зеркале был он, но он в двадцатилетнем возрасте! Вот это да! Сделал несколько идиотских кривляний, зачем-то подергал себя за щеки, открыл рот – еще сюрприз. Вместо металлокерамики цвета унитаза и стоимостью в автомобиль во рту были его родные, слегка желтоватые зубы. Открылась дверь, и в комнату вошла служанка. Опустив голову, но откровенно разглядывая его при этом, положила на кровать халат, ночную рубашку и чепчик, у кровати поставила шлепанцы. «Вот так! Я сижу на горшке посреди комнаты – и без стука входит служанка!» – подумал он и спросил:
– Красавица, а где большое зеркало, в мой рост?
– Идем, барин, покажу.
Они спустились на первый этаж и прошли в зал. На стене меж окон было два больших зеркала в рост. На Сергея Николаевича смотрел парень лет двадцати, точнее – он сам, когда был в этом возрасте. Через тонкую гипюровую рубашку просматривалась массивная золотая цепь с православным крестиком. На левой руке золотой браслет с часами. На безымянном пальце массивный золотой перстень с изумрудом. Искусная монограмма сеточкой покрывала камень, на правой руке золотое кольцо. Такому парню построить новую жизнь легче. И не надо рассказывать байки о пятидесяти годах скитания по морям-океанам. Хотя, что ни говори, пятьдесят лет морю он отдал…
– Красавица, принеси мне воды помыться-побриться.
– Хорошо, барин. Меня Леной зовут, – девушка продолжала на него смотреть.
Сергей Николаевич вернулся в комнату, снова подошел к зеркалу. Сколько же теперь ему лет? Снял джинсы и осмотрел ноги. Шрамик на ноге от падения на мотоцикле есть, значит, и девятнадцать лет ему есть. Осмотрел руки: шрамика на правой руке нет. Он разодрал руку на тренажере во время сдачи зачета по борьбе за живучесть. Двадцати двух лет ему нет. «Усредняем, считаю свой возраст двадцать лет, день рождения не изменен», – решил он.
Изменение возраста должно резко изменить его поведение. Он уже не старый морской волк, чья задница давно обросла ракушками. Двадцатилетний юноша никак не мог побывать во всех уголках этого мира. Тем более в XVIII веке, когда лучшие парусные корабли имели скорость в четыре раза меньше обычных торговых судов XXI века. Теперь он уже не Сергей Николаевич, а просто Сергей.
В дверь постучали.
– Входите.
В комнату вошли четверо мужчин, поклонились:
– Мы по приказу губернатора, обшить тебя, барин. Я Тимофей, а вот Ануфрий, Никифор и Дормидонт.
– Ну так с Богом, вперед, – и вышел на середину комнаты.
Его начали измерять со всех сторон, голову от уха до уха через лоб, через затылок и через темечко. Ступни и в длину и в ширину, и от большого пальца до голени, до косточки, от пятки до колена. Руки, ноги, и другие привычные портновские замеры. Сергей переносил все стоически, будут правильные замеры – легче портному. И конечный результат на нем будет смотреться лучше.
Порой идешь по улице, а у женщины или девушки ткань «тянет», и зад вместо привлекательного кажется вислым. Или ткань идет морщинами с одной стороны, придавая милой фигуре клоунскую комичность. В магазинах говорят: «Не покупайте на рынке, там самопал из подвала». Так и честные хозяева бутиков берут товар на реализацию в том же подвале. Проще самому прийти в подвал и заказать одежду по фигуре. Будет и лучше, и дешевле.
Сапожник, закончив замеры, сидел у стены. Он щупал, мял, нюхал и гладил сапоги, удивленно покачивая головой.
– На клею и железных скобах, – сказал Сергей.
– Да, мудрено сработаны, – ответил сапожник, – но не пойму, из чего подошва и каблук, сапоги ношены, а тут износа почти не видно.
– Это из особой кости в далеких краях.
– Слышал уже, ты и в Африке бывал, и в Америке.
Закончили и портные, и тоже тщательно рассматривали и мяли китель и джинсы. Осторожно, даже с опаской, держали в руках гипюровую рубашку. На их лицах читалось откровенное изумление. Они никогда не видели подобной ткани, а качество пошива в их понимании было запредельным.